Чекисты [Сборник] - Коллектив авторов (книги серии онлайн .TXT) 📗
Вновь созданному отряду я объявил, что двигаться будем на соединение с Восьмой партизанской бригадой, что выступаем на следующий день. А где она, моя бригада, в которую я добираюсь с такими приключениями, мне еще неизвестно.
Сердечно прощаюсь с Воробьевым. Район действия его отряда остается прежним. Ему еще много работы по разложению других гарнизонов власовского воинства.
На шоссе Порхов — Остров наш отряд заметил три немецкие крытые машины. «Ну, теперь самое время испытать бывших власовцев, — подумал я. — Как-то они поведут себя в бою?» Быстро установили пулеметы, приготовили гранаты. Человек десять открыто выходят на дорогу — все они в немецкой форме! Шофер первой машины остановился и не сразу разобрал, кто перед ним, а когда понял, было уже поздно. Нам удалось захватить машины, забрать пленных и опять немалое количество разного добра. Боеприпасы, продукты, офицерские чемоданы. Все, что нам было нужно, мы взяли, а машины сожгли. Затем быстро уходим. Один из бывших власовцев говорит:
— Ну вот, счет мы свой открыли…
Через несколько суток похода нам удалось наладить связь с бригадой. И вот под вечер часовой доложил: «Едет большая группа верховых в мохнатых шапках». Это были наши товарищи, среди них и Леонид Васильевич Цынченко, командир бригады.
Рассказываю обо всем, в том числе и об отважном командире «дикого отряда» — Воробьеве. Цынченко не верит: «Как так? Дикий, и никому не подчинен? Не может этого быть». Позже Воробьева вызвали в штаб бригады, утвердили командиром отряда, приобщили к общей партизанской жизни, словом — вывели иа «дикого состояния».
В своих заметках я не упоминал о десятках мелких боев и стычек с противником, в которых чекисты участвовали с оружием в руках. Таких боев было множество. Случались и крупные операции. В январе 1944 года штаб бригады решил нанести массированные удары по коммуникациям врага. Мне с командиром второго полка Солодухой было поручено руководить операцией на станции Дуловка. Провели разведку. С наступлением темноты семьсот человек, в том числе и отряд из бывших власовцев, ворвались на станцию. Завязался жаркий бой. Одна группа поджигает эшелоны с кипами сена, другая взрывает паровозы, третья — железнодорожные стрелки; а отряд под командованием Жданова окружает немецкие казармы и забрасывает их гранатами. Пытаемся взорвать водокачку. Шум, грохот, стрельба, дым и пламя поднимаются над эшелонами, обгорает сено, и… вот здорово! — под сеном на четырнадцати платформах оказались танки. Больше уж этим танкам не ходить в атаку на нашу пехоту!
Под утро по станции начинает бить немецкая артиллерия. Пусть бьет! Тут уже нами все сделано: магистраль Псков — Ленинград выведена из строя. В это же время идет бой на станции Черская, на разъезде Орлы дерется с немцами отряд Воробьева, на станцию Бренчаниново напал капитан Раздуев, и везде с автоматом или пулеметом в руках бьются с врагом и наши товарищи чекисты.
И вот, наконец, великая радость: пришла разведка частей Красной Армии. Ликованию нашему нет предела, и мы, чекисты партизанских соединений, встретившись с людьми Большой земли, счастливы тем, что не зря нас посылали за линию фронта — мы работали и воевали честно.
Иван Петраков. ПЕРЕПРАВА
Писать о Сталинградской битве нелегко. Слишком еще волнует все пережитое на Волге. Ведь город погибал на моих глазах. Рушились дома, горели заводы, горела нефть на воде. И главное — гибли люди. Замечательные наши люди. Гибли, уничтожая врага.
Затрудняет мою задачу и еще одно обстоятельство. Про битву на берегах великой русской реки говорилось много, приложили свои силы к этой теме и прозаики, и поэты, и кинематографисты.
Придает мне смелости лишь то, что рассказывать я собираюсь о сравнительно малоизвестных вещах.
Итак, перенесемся мысленно на берега Волги. Только рассказ свой я хочу начать с событий, которые предшествовали великой битве за Сталинград. Дело в том, что для нас, чекистов, битва эта разгорелась значительно раньше. Воевать мы начали еще в тишине.
Весной 1942 года Сталинград был глубоким тылом. Мирно катила свои воды красавица Волга, дымили заводы, в скверах играли дети. Еще ни одна бомба не упала на город, и раненые, которых привозили в госпитали, были не здешние, не сталинградцы.
Я возглавлял тогда один из отделов областного управления НКВД. Чувствовалось по многим приметам: немцы целятся на Сталинград. Они усиленно прощупывали этот тыловой город, засылали к нам свою агентуру. Но мы, по мере своего умения, старались обрезать щупальца врагу.
В эту весеннюю пору к нам явился молодой человек в форме лейтенанта. Назвался Озолиным. Сказал, что незадолго до войны окончил военное училище связи в Сталинграде и в первых же боях попал в плен. Там его завербовали для разведывательной работы, направив в специальную школу. Затем на самолете перебросили к нам.
Озолин явился с повинной добровольно.
— Хочу служить Родине! — заявил лейтенант.
Важные сведения, сообщенные Озолиным, при проверке подтвердились. Выходило, что человеку можно верить.
Мы начали радиоигру против немцев. Они требовали донесений о передвижении воинских эшелонов, поездов с боеприпасами и вооружением, о ходе оборонительных работ, о моральном состоянии населения. Озолин регулярно их передавал. Сведения эти, разумеется, составлялись нашим командованием. Кстати, они не были сплошной «липой» — иначе бы немцы раскусили нашу контригру. Нет, сообщали мы полуправду. И выходило это довольно удачно. Скажем, немцы начинают бомбить какую-нибудь станцию, а нужный им эшелон или только что ушел или еще не пришел на эту станцию.
Хорошо помогал нам лейтенант в раскрытии шпионской сети противника. Помню такой случай. Мы дали Озолину указание затребовать у немцев помощника. Из-за линии фронта ответили, что помощника он должен встретить на станции Гумрак, сообщили приметы.
С группой чекистов я выехал на станцию Гумрак. Расположились в кустах. Кругом было полно народу: невдалеке шли крупные оборонительные работы. Как в этой сутолоке угадать врага? Озолин, видим, тоже волнуется.
И вдруг наш лейтенант шагнул навстречу другому лейтенанту. Остановились, стали о чем-то говорить. Это и был, оказывается, новый вражеский агент. При задержании он пытался выхватить револьвер, но не успел. Воротник гимнастерки, где была ампула с ядом, мы сразу оборвали.
Глядел на нас «лейтенант» волком. Был он, как потом выяснилось, выходцем с Западной Украины. Ярый буржуазный националист, люто ненавидевший все советское. Такой тип, конечно, не явился бы с повинной к нам.
Немцы тем временем прорвались к Сталинграду, вышли в районе Латашинки на берег Волги. Город напоминал в те дни кромешный ад. День смешался с ночью, трупы людей — с трупами животных. Все сталинградцы, способные держать оружие в руках, встали на защиту родного города.
Мне было поручено возглавить сводную роту. В нее вошли чекисты, милиционеры, пожарники — всего немногим более шестидесяти человек. Задачу перед нами поставили трудную — удержать центральную переправу через Волгу любой ценой. Достаточно было лишить нас сообщения через Волгу, и тогда в город не смогли бы прибыть резервы. Я уж не говорю об эвакуации населения и ценного имущества.
Немцы прекрасно это понимали и бешено рвались к переправе. Они превосходили нас численно, были хорошо вооружены. А мы имели лишь винтовки, несколько автоматов, три пулемета на всю роту да с десяток гранат. Но, как поется в известной песне о матросе Железняке: «И десять гранат — не пустяк».
Не пустяк, если прибавить к ним мужество и стальную волю людей, решивших стоять насмерть.
Немцы прижали нас к берегу Волги. До них было всего метров полтораста, они кричали нам с верхних этажей прибрежных зданий:
— Рус, сдавайся. Вольга буль-буль!
Но сдаваться мы не собирались. Наоборот, время от времени переходили в контратаки. Удалось даже отбить у врага две пушки со снарядами. Правда, артиллеристов среди нас не было, но мы нашли выход из положения: открывали замок и, глядя через ствол, крутили ручку наводки до тех пор, пока не показывалась цель.